Как в Чите «мэра» повесили, или Позорная страница городской власти
Недавно экс-губернатору Забайкальского края Равилю Гениатулину, который ныне является главным редактором краеведческого журнала «Хронограф», рассказал историю, как в 19-м веке был повешен мэр или, как тогда его называли, городской голова Читы.
- Жаль, что мы об этом раньше не знали, а то бы обязательно сообщили и в энциклопедии, и в книгах по истории Читы, - посетовал Равиль Фаритович. – Ведь очень поучительная история.
Будем надеяться, что теперь в новых книгах эта позорная страница в истории городской власти столицы Забайкалья будет занимать свое особое место. В назидание потомкам!
Можно ли верить мемуарам?
Собирая материалы о посещении Забайкалья цесаревичем Николаем Александровичем, будущим императором Николаем II, в 1891 году, познакомился с мемуарами двух царских сановников, опубликованными впервые в России уже в 21-м веке. Оба были в тот период еще мелкими чиновниками, служившими в нашем крае, потом сделали карьеру, покинули страну и в эмиграции написали мемуары.
В 1930 году в Италии вышли мемуары генерал-лейтенанта императорской армии Михаила Грулёва, названные им «Записки генерала-еврея». После окончания в 1888 году академии Генерального штаба он несколько лет служил в аппарате военного губернатора Забайкальской области.
Мемуары графа Альфреда Кейзерлинга, с 1886 года служившего чиновником для особых поручений при Приамурском генерал-губернаторе, в подчинение которого в тот период входил и наш регион, были изданы в Германии в 1937 году.
Мемуаристы спустя годы вспомнили давнюю историю, о которой были много наслышаны, так как она долгое время являлась главной новостью края каторги и ссылки. Они назвали имена участников тех событий, прежде всего, купца Алексеева - читинского городского голову, и год, когда все это произошло – 1887-й.
Но в списке первых лиц городского самоуправления, опубликованном в «Энциклопедии Забайкалья», а также в двух изданиях (2001 и 2006 годов) книги «Чита. Город во времени», такого имени не было. В этот период обязанности городского головы исполняли с 1880 по 1884 годы Филипп Шульгин, за ним, с 1884 по 1888 годы, следовал Степан Минин. Зная, как тщательно и ответственно работают архивные работники, невозможно было даже предположить, что они проигнорировали имеющиеся архивные документы. Значит, их просто не было. Кто-то «вырвал» эту неприятную страницу из летописи городских властей? Или, может быть, ее и не было, а мемуаристы напутали? Ведь в их воспоминаниях были и другие несуразицы и нестыковки. Точки над i в этой истории, как оказалось, еще в 1991 году расставил известный забайкальский краевед Виктор Балабанов.
Незамеченное открытие краеведа
8 апреля в краевой библиотеке им. А.С. Пушкина прошел вечер, посвященный 90-летию Виктора Федоровича Балабанова. К этому событию сотрудники сектора краеведческой библиографии подготовили «Библиографический указатель» всех работ этого замечательного исследователя прошлого Забайкалья. И, читая список опубликованных им работ, наткнулся на статью «Переполох в читинском «свете». Через несколько дней (большое спасибо работницам этого сектора) у меня уже была ее копия.
Виктор Федорович сделал историческое открытие, впервые рассказав, что произошло в Чите в 1887 году. В его распоряжении не было вышеупомянутых мемуаров - они еще не были изданы в России. Но зато в своем рассказе он опирался на серьезные источники.
Во-первых, на мемуары родившегося в Чите в 1885 году видного деятеля партии эсеров Василия Сухомлинова. Он эмигрировал еще в 1918-м, в годы Великой Отечественной войны поддерживал Советский Союз, в 1951-м был выслан из Франции как коммунистический агент, а в 1954 году (после смерти Сталина) вернулся на родину, где прожил до 1963-го. В воспоминаниях о революционном прошлом своих родителей припомнил и то давнее событие. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, на публикации из сибирской газеты «Восточное обозрение», активно осветившие эту тему в 1887 году.
Почему же открытие краеведа не заметили? Наверное, потому что статья была опубликована не в читинских газетах, а газете Забайкальского военного округа «На боевом посту». И даже не в самой газете, а в ее приложении «Забайкальская рать». Между тем, теперь все, или почти все, «пазлы» сошлись. Появилась возможность увидеть «картину» целиком.
«Украшение города Читы»
Правда, пока не удалось установить имя господина Алексеева, который, с 1884 по 1887 годы был читинским градоначальником.
Он не был местным уроженцем, что не помешало ему занять главную должность в городском хозяйстве. Виктор Балабанов приводит такие подробности его биографии: «Говорили, что он жил где-то в тайге на приисках, отец его лишен был всех прав. В Читу Алексеев прибыл комиссионером одного из золотопромышленников. Спустя некоторое время стал уполномоченным одной солидной кяхтинской торговой компании, открыл в Чите оптовую и розничную чайную торговлю, в больших размерах отправлял из Читы партии чаев на Амур. В 1875 и 1876 годах записывается в читинские купцы и делается владельцем крупной недвижимости».
Кое что к его портрету добавил и Михаил Грулёв, написавший об Алексееве, что «он состоял деятельнейшим директором тюремного комитета (эту деталь, к слову, стоит запомнить – авт.), попечителем всех учебных заведений, в церкви выступал перед молящимися с церковной кружкой, увешанный медалями и орденами, друг и приятель самого губернатора. Наконец, этот Алексеев был очень богат: был одним из крупнейших собственников в городе, владел обширным кварталом со многими домами и лавками. Словом, Алексеев являлся тогда украшением областного города Читы и по уму, и по богатству, и по заслугам, и по щедрой общественной благотворительности».
Своевременная кончина
При Александре II прошло, как известно, много реформ, в том числе и реформа городского самоуправления. И в 1875 году появились первые властные органы. Это - городская Дума, состоявшая в тот период из 20 депутатов или гласных, как тогда они назывались. Думе подчинялась городская управа, в ведении которой находились торговая депутация, оценочная комиссия, санитарный отдел, ветеринарный врач, а также архитектор, землемер, юрист, врачи городской больницы и другие, а также городские комиссии - ревизионная, земельная, юридическая, базарная, по народному образованию, садовая, продовольственная.
Городской голова председательствовал на заседаниях Думы и одновременно руководил городской управой. Понятно, что и в те времена были люди, которые достойно несли «свой крест» столь больших властных полномочий. Но имелись и те, кто смотрел на такую власть исключительно, как на синекуру, способствующую дальнейшему обогащению.
Вторым в истории города головой в 1880 году был избран купец 2-й гильдии Филипп Шульгин. Первым эту должность с 1875 по 1880-е годы исполнял, оставивший по себе добрую память Иван Замошников. В «Энциклопедии Забайкалья» о Филиппе Григорьевиче сказано, что он «продолжил начинания гор. головы И.Н. Замошникова. Содействовал открытию подготовительных классов для классической гимназии, мужской гимназии и пансиона для учеников. Провел учет домовладений в городе, поддерживал новое строительство с расширением до ул. Уссурийской (ныне Чкалова)». А потом в возрасте 45 лет вдруг скоропостижно скончался.
И тут тоже есть одна «деталька», которая наводит на грустные мысли. Цитирую: «Жена, Евдокия Алексеевна, занималась общественной деятельностью, член попечительного о тюрьмах комитета». То есть, того самого комитета, директором которого был Алексеев. Ничего не хочу утверждать, но, зная о последующих событиях, невольно думаешь, а уж не «помог» ли как-то Алексеев своему предшественнику поскорее освободить кресло городского головы. Потому что затем, именно он, а не Степан Минин, занял эту должность.
Дерзкое ограбление
Чита готовилась к Рождеству 1887 года. И тут вновь (последние несколько лет такого рода сообщения, тревожа обывателей, появлялись регулярно) произошло трагическое событие, о котором написали даже сибирские газеты: «В 23-х верстах от города Читы и в 5 верстах от станции Черновой 5 января сего года в 8 часов вечера почта, следующая в Иркутск на двух возах, разграблена… убиты выстрелами из револьверов два ямщика и две коренные лошади…».
Всю эту историю Виктор Балабанов расписал достаточно литературно, а потому предоставим ему слово:
«Вечером 5 января 1887 года от почтовой станции Читинского острога отъехали два почтовых возка. Было уже довольно темно, когда они, переехав по льду речку Читу, направились по древнему Московскому тракту к следующей, Домко-Ключевой почтовой станции. При каждом возке находился ямщик, а на переднем, кроме ямщика, ехал и сопровождающий почту бессрочно отпускной солдат. Три человека, только трое везли довольно ценный груз (Михаил Грулёв назвал сумму денежно корреспонденции, которую везла почта – 30 000 рублей, сумма по тем временам просто колоссальная – авт.).
Странно, что на сей раз на Читинской станции так долго упаковывали почту, что выехать пришлось только в темноте. А все Пент - содержатель здешнего участка почтовой гоньбы. То у него тюк не так увязан, то вдруг лошадь пришлось перековывать. А уже перед самым отъездом почтальон унтер-офицер Маньковский, вручая револьвер, вспомнил, что забыл у себя дома патроны. Пришлось ждать, пока сбегает за ними домой. «Конечно, молодой еще, забывчивый... Ему же всего 18 лет», - так думал сопровождающий почту и не заметил, как минули деревню Черново и повернули к Яблоновому хребту…
В это время сзади послышался топот копыт.
К возку подскочил всадник и, не сказав ни слова, выстрелил в ямщика, который тут же, убитый наповал, мешком свалился в возок. Сопровождающий выхватил револьвер, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Еще щелчок - и опять осечка. Грабитель в это время выстрелил в коренную лошадь и ранил ее. Коренник взмыл на дыбы, рванул возок, пристяжные, напуганные выстрелами, рванулись вместе с коренником и понесли возок что есть мочи. Сопровождающий подхватил вожжи; выхватил из рук мертвого ямщика кнут и стал молча понукать тройку, подхлестывая ее. Коренник был ранен тяжело и, пробежав с полверсты, захрапел и свалился мертвым. Храпели и рвались пристяжные. Сопровождающий, не теряя присутствия духа, соскочил с саней и принялся было перепрягать лошадей, чтобы ускакать на двух оставшихся, но тут его настигли грабители.
- Эй, ты, какой это возок, первый или второй?
Растерявшийся сопровождающий ничего не смог ответить. Он стоял, как вкопанный.
- Что ты с ним разговариваешь, - послышался голос второго грабителя, - дуй в него.
При этих словах он первым выстрелил в сопровождающего и легко ранил его в плечо. Сопровождающий упал, превозмогая боль, притворился мертвым. Раздалось еще два выстрела.
Бандиты бросились к возку и начали потрошить тюки с почтовым грузом...
- Ну, кажется, все, едем...
Громко заржала лошадь, послышался топот копыт, хруст снега. Потом все смолкло. Сопровождающий вскочил. У возка стояла, запутавшись в постромках одна лошадь, второй пристяжной не было. Не раздумывая ни минуты, раненый солдат кое-как распряг лошадь, вскочил на нее и пустился по направлению к деревне Черново. Здесь он постучался к знакомому, такому же отставному солдату. Хозяин оказал сопровождающему первую помощь и оставил его у себя на ночь».
Исправник берет след
«Весть об ограблении денежной почты в ближайших окрестностях города быстро достигла Читы и произвела переполох среди сонного населения захолустья, - вспоминал бывший генерал-еврей Михаил Грулёв. Все начальство областного города было поставлено на ноги, и начались энергичные розыски. Разыскивать, впрочем, пришлось недолго, благодаря резко обозначенным свежим следам, оставленным грабителями на только что выпавшем перед тем рыхлом снегу».
Виктор Балабанов добавил деталей:
«Читинскому исправнику Перфильеву сообщили о происшествии 6 января, рано утром. Он, не мешкая, выехал в деревню Черново, где нашел раненого солдата, сопровождавшего почту. Из опроса Перфильев узнал, что сопровождающий не смог ни разу выстрелить из своего револьвера. Опытному глазу исправника не стоило больших трудов установить, что пистоны у патронов были кем-то подпилены. Разрядив одни из патронов, он вместо пороха нашел в нем песок. Подозрение пало на почтальона Маньковского и содержателя почтовой гоньбы Пента. При выезде на место происшествия Перфильев стал изучать следы. Выяснилось, что грабителей было двое, оба они выехали из Читы и оба вернулись обратно. Перфильев, собрав эти сведения, выехал в Читу, но по дороге встретил знакомых бурят и предложил им посмотреть следы, чтобы попытаться что-либо установить дополнительно. Один из бурят, только взглянув на след, сказал:
- Это была моя лошадь.
- Как это твоя?! - удивился исправник. – Посмотри внимательнее.
Бурят описал исправнику все приметы лошади, ее масть, возраст.
- Другая лошадь не знаю чья, но однако, хорошая, молодая лошадь, совсем почтовая.
- А где сейчас твоя лошадь?
- У городского головы Алексеева. Он купил ее у меня недавно. Хорошие деньги давал.
- Поедешь со мной, - сказал исправник буряту.
Обо всем было доложено начальнику Читинской полиции. Он выслушал спокойно, а когда отпустили бурят и других свидетелей, приказал арестовать Пента и Маньковского. А как быть с Алексеевым?
- Улик против него недостаточно, - сказал начальник полиции. - Лошадь его мог взять ночью бандит, к примеру, тот же Пент или Маньковский. К тому же я самолично видел сегодня в церкви Алексеева, он был спокоен и, как всегда, степенный...».
«В стране чудес и курьезов»
Алексеев указал, что лошадь его на месте. И этого было достаточно, чтобы разочаровать следователя и почтовое начальство, которое, со своей стороны, вело еще самостоятельное следствие.
«После ответа Алексеева розыски направлены были по разным иным направлениям, которые, однако, очень скоро опять привели к почетному гражданину, - вспоминал Михаил Грулёв. - При всем том никому в голову не приходило допрашивать Алексеева в качестве подозреваемого. Только после того, когда сосредоточилось много явных улик, когда, наконец, и сам почтальон сознался и указал на Алексеева, как инициатора, подстрекателя и исполнителя, собственноручно убившего ямщика, пришлось поверить, что «в стране чудес и курьезов» возможен и такой курьез, как богатый почетный гражданин в роли разбойника и грабителя на большой дороге. Эти предположения, в виде тонких и деликатных намеков сообщили Алексееву за завтраком у губернатора».
О том, что было дальше, написал граф Альфред Кейзеринг:
«Наутро городской голова явился на доклад к губернатору. И тут адъютант ввел в кабинет окровавленного человека, который, указывая на городского голову, повторял, что его начальник, директор почтового ведомства, и этот вот господин застрелили его самого, второго ямщика и четверых почтарей, а почту похитили... Выслушав этот рассказ, губернатор задержал Алексеева в своем кабинете, адъютанта же немедля послал к почтовому директору и велел доставить оного к себе по срочному делу. Адъютант застал почтового директора крепко спящим, но вскоре прибыл вместе с ним к губернатору.
Сначала друзья все отрицали, утверждая, что ямщик обознался, ведь у них обоих есть алиби. Во время нападения они-де сидели в клубе и в два часа ночи отправились оттуда по домам… Однако седельные сумки, куда грабители, по словам ямщика, спрятали золото, бесследно исчезли. Лишь позднее, при домашнем обыске, сумки были найдены, вместе с еще не вскрытыми почтовыми пакетами. Отпираться дальше не имело смысла».
Виктор Балабанов изложил эту же историю с немного иными деталями:
«Исправнику Перфильеву (который продолжал на свой страх и риск вести следствие – авт.), вскоре попал в руки обрывок конверта. Письмо было адресовано Алексеевым в Верхнеудинское комиссионерство, и посылалось оно из Читы. Эта находка, вполне убедила исправника в том, что городской голова - один из участников ограбления почтового обоза. Но до поры до времени он молчал, ежедневно пополняя коллекцию подозрительных писем и бумаг. А немного времени спустя, Перфильеву удалось раздобыть целую пачку таких писем. Все им собранное он принес начальнику Читинской полиции и молча положил перед ним на стол. Начальник полиции сначала неохотно, а затем все более заинтересованно, стал просматривать «коллекцию» исправника.
- Где сейчас находится Алексеев?
Исправник посмотрел на часы: было 8 часов вечера.
- На балу у губернатора...
- Ну, что ж, время и условия подходящие. Сделаем обыск, позаботьтесь о понятых.
Обыск в кабинете у купца Алексеева дал в руки полиции неопровержимые факты, доказывающие, что в ограблении почты купец является основным виновником. У него были найдены деньги и денежные документы, пересылавшиеся из Нерчинских заводов и Читы. После ареста Алексеева сознался почтальон Маньковский. Он подпилил патроны и заменил в патронах порох песком по наущению городского головы, так как был его крупным должником. Таким же должником оказался и почтосодержатель Пент. Алексеев сознался, что он грабил вместе с ним. Сам же Пент отрицал все предъявленные ему обвинения».
Разбойник с большой дороги
Дело об ограблении слушалось в Чите. Вот как писала об этом газета «Восточное обозрение»:
«28 марта 1887 года в нашем городе состоялся полевой военный суд в здании военного собрания под председательством князя Путятина по делу разбойнического нападения на почту в ночь с 5 на 6 января сего года. Обвиняемых было трое: читинский 2-ой гильдии купец Алексеев (ему на вид - около 45 лет), читинский мещанин и почтосодержатель Пент (ему на вид около 30 лет), и 18-летний унтер-офицер почтальон Маньковский. Суд приговорил троих к смертной казни через повешение; конфирмация приговора ожидается из Петербурга».
Напомню, что, во-первых, эпоха либеральных реформ Александра II к тому времени завершилась, на троне сидел грозный император Александр III. 1 марта 1887 года на него «народовольцами» было совершено неудачное покушение. Уже в мае того года все его активные участники, включая старшего брата Владимира Ульянова-Ленина Александра Ульянова, были казнены. Но император не щадил и тех, кто «подставлял» власть.
Не зря тот же революционер Василий Сухомлин много лет спустя вспоминал: «Население Читы жило в постоянном страхе перед грабителями, особенно когда какой-нибудь знаменитый разбойник, убегал с каторги, а это случалось довольно часто. Положение несколько улучшилось после поимки одной разбойничьей шайки, во главе которой стоял... сам градоуправитель Читы (или городской голова). Сей любопытный персонаж нападал на проезжих на большой дороге, то есть на тракте, который вел от Верхнеудинска в Читу, отдавая предпочтение почтовым тройкам, перевозившим денежные переводы и банковское золото: ассигнации и золотые монеты».
Вот и поручили провести быстрый, но справедливый суд герою русско-турецкой войны, полковнику, в 1886 году назначенному командиром 1-го пешего батальона Забайкальского казачьего войска, князю Алексею Путятину. Император с решением суда согласился.
Князь Алексей Петрович Путятин
После конфирмации приговор военного суда в отношении Алексеева и Пента остался в силе. Маньковскому смертная казнь была заменена 20-ю годами каторжных работ. 28 мая 1887 года, как сообщали газеты, приговор был приведен в исполнение.
Как уточнил граф Кейзерлинг, обоих преступников повесили публично - «одного перед городской управой, другого перед главным почтамтом».
А городским головой в 1887 году стал купец 2-й гильдии незадолго до того перебравшийся из Нерчинска в Читу Степан Минин, пробывший на этом посту лишь до 1888 года, когда его на очередные пять лет сменил Иван Колеш, также оставивший по себе добрую память. Вот теперь все встало на свои места.
Это был урок, как говорится, на века. И современным чиновникам не грех о нем помнить.
Александр БАРИНОВ