«Расстреливали каждую ночь...»

В «Экстре» №9 за 1 марта опубликована первая часть интервью о страшных событиях 80-летней давности. Сегодня Алексей Соловьёв – краевед, член Союза журналистов и редактор-составитель «Книги Памяти жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье» - расскажет о том, кто и как в годы репрессий приводил приговор в исполнение.

Алексей Владимирович, мы говорили с вами о том, что новый импульс по усилению поиска врагов народа дал доклад Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б)…

Да, его призыв применить «новые методы выкорчевывания и разгрома врагов народа» был услышан.

Уже в июне 1937 года были фактически разгромлены Читинские горком партии и горисполком. Их руководителей Давида Элькина и Александра Евтихиева обвинили в принадлежности к Читинской организации «Восточно-Сибирского центра право-троцкистского блока». Одновременно были «вскрыты» Военно-фашистский заговор в ЗабВО и правотроцкистская организация на железной дороге им. Молотова. «Нашли» даже мифический «Забайкальский военно-транспортный центр», в который якобы входил командующий войсками ЗабВО и начальник железной дороги.

«Врагами» оказались почти все заведующие отделами горкома и горисполкома, начальники отделов управления и отделений железной дороги имени Молотова, ПВРЗ и его основных цехов, большинство директоров, управляющих и главных инженеров промышленных комбинатов, приисков, рудников, шахт, председателей колхозов и директоров совхозов. Среди арестованных оказалось большинство секретарей райкомов ВКП(б) и председателей райисполкомов, начальников политотделов и сотни рядовых коммунистов.

Как я говорил, аресты усилились после создания в сентябре 1937 года Читинской области, когда областное управление НКВД возглавил Григорий Хорхорин, имя которого стало для забайкальцев нарицательным. Под стать ему был первый секретарь обкома ВКП(б) Иван Муругов, входивший в состав областной «тройки», приговорившей к расстрелу тысячи невинных забайкальцев.

В июне 1938 года Муругов, выступая на первой областной партконференции, убеждал делегатов, что «наша область была сильно засорена шпионами и диверсантами. Основная задача, которая встала перед нами сразу после организации области, заключалась в том, чтобы очистить область от этих презренных гадов». Заместитель начальника особого отдела ЗабВО Видякин довёл эти утверждения до абсурда, заявив, что необходимо арестовать 75 процентов забайкальцев, так как «здесь все шпионы и контрабандисты».

Они лично участвовали в допросах?

Да. Например, Видякин организовал в особом отделе специальную комнату, назвав её «колотушечная». Прохождение через неё предшествовало каждому допросу. Показания выбивались профессионально. Свидетели вспоминали, что избив арестованного, Видякин выходил из «колотушечной» и говорил подчинённым: «Уберите эту падаль…».

Пыткам, а потом расстрелу, подвергались не только партийные и хозяйственные руководители, но и красные партизаны, священнослужители, сотрудники органов государственной безопасности, командиры и красноармейцы, простые люди - рабочие и крестьяне. Под пытками люди «признавались» во всём в надежде на суд. А суда не было.

А кто исполнял приговор?

Была расстрельная команда, в которую входили командированные из других управлений. Забайкальцев в ней не было. Возглавляли команду два лейтенанта госбезопасности. Лейтенант госбезопасности приравнивался тогда к майору Красной армии. У них было 50 человек подчинённых, которые копали могилы. Наши оперативные работники не знали об этом. Всё было тайной.

Есть ли свидетели и участники расстрелов? Как это происходило?

Я был уже заместителем начальника управления, когда в один из сентябрьских вечеров 1980 года мне позвонил один человек, майор госбезопасности, пенсионер. Назовем его С. – я дал слово, что его фамилия останется тайной. Он попросил о встрече. То, что я услышал тогда, было очень жутким. «Я полностью обеспечен, мне ничего не надо. Мой сын - командир боевого корабля на северном флоте, капитан 3 ранга. Врачи говорят, что я скоро умру. И я пришёл с одной просьбой – выслушайте меня. Хочу рассказать о событиях, в которых участвовал. Бывшие сослуживцы сторонятся меня, могут оскорбить и ударить – такие случаи бывали не раз», - начал он.

Его взяли в управление государственной безопасности (УГБ) после службы в Красной Армии. Тогда УГБ входило в состав управления НКВД. Присвоили звание сержанта государственной безопасности, сказали, что оно равносильно званию лейтенанта в армии. А он – всего ничего - деревенский парень с начальным образованием.

Он охранял здание и объекты УНКВД, когда в конце октября 1937 года его вызвали к начальнику управления. Майор государственной безопасности Хорхорин сказал: «Ты - добросовестный человек, мы тебе поручим важное дело. Будешь расстреливать врагов народа».

«Я воспринял это как приказ. И не собирался отказываться, - продолжал мой собеседник. - Нам на политбеседах читали выступление Сталина о коварных делах империалистических разведок и необходимости борьбы с их агентурой, проникшей в во все учреждения и отрасли народного хозяйства. Меня переполняла ярость к этим людям: сволочи, советская власть им всё дала, а они зажрались! Только через 20 лет мне стало ясно, что большинство «врагов народа» были невиновными людьми».

С. рассказал, как приводил в исполнение приговор. Комендант получал список заключённых, подлежащих расстрелу, подписанный Хорхориным или, реже, его заместителем Крыловым. На каждую ночь - отдельный список. Обрёченный на смерть об этом не знал – Особая Тройка рассматривала дело заочно, постановление осуждённому не объявляли. Вызывали из камеры якобы на допрос. Конвоир вёл смертника в полуподвал. В тюрьме на ул. Ингодинская, 1 была специальная камера с воронкообразным полом.

«Как только приговорённый заходил в расстрельную камеру, я стрелял из револьвера ему в затылок, - пояснял С. – Дело быстрое. Человек не успевал осознать происходящего. На каждого осуждённого – три патрона. Но хватало одного. Промаха не было. Человек падал, кровь стекала в воронку. Комендант составлял справку об исполнении приговора».

Дальше специальная команда, не мешкая, выносила тело и убирала следы расстрела. Наступала очередь следующего по списку. «Мы расстреливали в тюрьме почти каждую ночь, не исключая праздников», - каялся С.

Погибших вывозили на трёх машинах-«полуторках», не более двадцати пяти на каждой. Тела сверху закрывали брезентом. Приговоры приводили в исполнение ещё в Дорожно-транспортном отделе НКВД на улице Калинина (Амурской). В 1985 году я был в том помещении, там, на стенах, сохранились следы от пуль.

… Тексты о погибших для «Книги Памяти жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье» мне помогала набирать на компьютере моя супруга Людмила Николаевна. Бывало, глянем друг на друга и заплачем по-стариковски…

Статья опубликована в газете «Экстра» №10 от 8 марта 2017 года