Я его таким и представляла: плечистый, осанистый, крепкий. Не зря шахтеры говорят: «Если сильные руки и могучая грудь, ты не будь инженером, ты проходчиком будь». И кто поверит, что ему уже 88? Для Павлина Коробкова, награжденного орденом Ленина - высшей наградой СССР, почетного шахтера, кавалера всех трех степеней медали «Шахтерская слава», 30 августа особо значимый день.
Опалил шкуру? Враг народа!
Мы сидим в уютной тенистой беседке на его даче, где Павлин Фаддеевич проводит все лето. Вокруг красиво так, что дух захватывает. Столько цветов! Налюбовавшись, я задаю свой первый вопрос.
- Откуда имя такое редкое – Павлин?
- Да у нас полдеревни Павлины были, - смеется он в ответ. – Родители своих сыновей называли в честь деревенского врача Павлина Николаевича Тимофеева. Хороший был врач. Польских кровей. Мама меня маленького всегда Павлишкой звала. Жена, Маруся, - Павликом…
Он родился в селе Бальзино 22 апреля 1927 года в большой крестьянской семье. Что от детства запомнилось больше всего? Голод. Поэтому и работали тогда мальчишки наравне со взрослыми.
1937 год – на особой памяти. И не только потому, что у Павлишки с окончанием четырех классов учеба завершилась. «В 37-м мужиков собрали. Целую машину. И увезли. С концом. Сказали - враги народа, - вздыхает ветеран. – А в 41-м, перед войной, забрали отца».
За что? Сейчас причина ареста, как говорится, в мозгах не укладывается. А тогда это было в порядке вещей.
- Летом по домам ходил уполномоченный, проверял, кто держит поросят, записывал в журнал. Осенью шкуру свиньи нужно было сдать. Палить было строго запрещено, из свиных шкур шили сапоги офицерам. А отец свинью зарезал и шкуру опалил. Сосед, понятно, настучал в сельсовет. Те в Дульдургу. Приехали скоро. Посадили, увезли. А тут война. Осудили его на год, а он: «Чем в тюрьме сидеть, лучше на фронт отправляйте». Там морили, в тюрьме-то. Помню, батя домой успел заскочить: «Иду на фронт, там погибну, тогда вам здесь будет лучше. А в тюрьме так и так помру». С фронта мы всего одно письмо получили…
2 февраля 1943 года красноармеец Фаддей Фаддеевич Коробков, призванный Дульдургинским РВК, без вести пропал под Сталинградом. Было ему тогда всего сорок лет.
Оставшемуся за старшего Павлину надо было кормить семью. И бригадир допризывников вкалывал от темна до темна.
- Помню, сеяли пшеницу, я на сеялке сидел. Голодные... Тракторист говорит: «Давай зерна попарим?». И мешочек с пшеницей в радиатор затолкал. Круг сделали. Пар пошел из радиатора, мешочек лопнул, весь радиатор забил. Что делать? Он – в Дульдургу, за радиатором. Только отъехал, председатель с уполномоченными: «Что стоим?». «Так трактор сломался…», - отвечаю. Если бы узнали, минимум – пять лет. Голод заставлял…
Не спи, пограничник
Дальше было семь лет службы. Сначала – год под Иркутском в железнодорожном полку войск МВД.
- На «учебке» в Нижнеудинске голодали страшно. Еда - капуста да картошка мерзлая. Картошку ту сначала водой заливали, чтобы оттаяла. По ночам всем отделением ее, черную, чистили. А капусту нарубят, как поросятам….
Молодые солдаты сопровождали вагоны и на восток, и на запад. В 46-м Павлина Коробкова направили в Ленинградский пограничный округ, на эстонскую границу Балтийского моря. На заставе было подсобное хозяйство, коров держали, свиней. Разрешали охотничать и кормили хорошо. Но ошибается тот, кто думает, что война закончилась, и служба на границе стала спокойной.
После окончания войны в западных районах Советского Союза активизировались партизанские движения: бандеровцев - в Галиции, «Железной гвардии» - в Молдавии, «Лесных братьев» - в Прибалтике.
- Какое спокойствие? Нас националисты так мотали... За одну такую встречу с «лесными братьями» мне внеочередной отпуск дали. Мы со старшиной пошли наряды проверять, а диверсанты просчитались, не ждали проверку. Смотрим: три человека в лодке. Старшина эстонский язык знал, прислушался, заволновался, пошел к ним. Они его по ногам из автоматов. Моторы завели и в море. Я по ним очередями. Потом на заставу позвонил. Пограничные катера их встретили. Двоих я тогда ранил. А старшину - на носилки и на заставу, потом в Таллин, в госпиталь. Инвалидом стал, - вспоминает ветеран.
Отряды «лесных братьев» нападали на небольшие подразделения сил безопасности, сельсоветы и уездные исполкомы. В лесах они устраивали самосуд над бойцами и теми, кого считали «предателями», в ходе столкновений убив 25 тысяч человек.
- Сколько там наших ребят полегло, эстонцев защищая! А потом - раз и отдали республику. И ненавидят нас. Там нехороший народ. Гнилой. Под нашим наблюдением рыбаки были, они нас уважали. А в городе - оккупантами звали…
Так что те шесть лет на границе «сахарными» не были. Но вспоминается не только плохое.
- На заставе жеребенок был. Орликом звали. Привык к нам. Когда часовой выходил на дежурство, Орлик брал его за воротник тулупа и водил по территории. Не спи, мол, пограничник…
Герои подземных горизонтов
В 1951 году бывший пограничник приехал в Черновские, устроился на шахту – в бригаду старшего брата Михаила. Вскоре женился.
- Приехал в Бальзино, пошел в клуб. Там пляски-перепляски. Водки-то не знали. Там одна девчонка приглянулась, приезжая, из Воронежа. Маруся. Не было у нас никакой свадьбы, и дружили-то всего одну неделю. Привез к брату. Дом маленький, а нас: четыре сестры, брат женатый с ребенком, мама и я с женой. Так и жили. На полу спали. Ели из общего котла. А Маруся… Она навсегда для меня – Маруся. Единственная. 63 года прожили вместе, - Павлин Фадеевич не может скрыть слезы, потому что два года назад Марии Семеновны не стало.
Через два года Павлин Коробков был уже бригадиром проходчиков шахты «Восточная».
- Работа рисковая?
- С границей схожая. Там - идешь по тропе ночью по берегу моря в темноте. Шахта - тоже темно, - отвечает шахтер. – Но проходка - дело тонкое. Глубина 50 метров. Крепишь, буришь, взрываешь. От проходчика зависит работа всех остальных. Сверху - вода, снизу - вода. Забуриваешься в скважину - опять вода. Через каждые 50 метров ставили насосы для откачки. В резиновом костюме два десятка лет. Работу не бросишь. Норму надо перевыполнять, иначе стыдно на поверхность подниматься.
- ЧП случались?
- Конечно. Обвалы, завалы. Я тоже раз попадал – сам на себя уронил пласт угля. По молодости, пока опыта не было. Ладно, пласт был с трещинами, на мне переломился. Мужики быстро раскидали. Испугом отделался. Повезло. Но были и смертельные случаи. Немного, конечно. Особенно у взрывников.
Бригада Коробкова всегда работала на самых сложных участках. Девять человек – один к одному - мастера, напарники, трудяги, братья. Шахтерское братство – это вообще тема отдельная. Здесь без крепкой дружбы, взаимовыручки и добрых традиций никак нельзя. Горняки – практически семья, в которой они проводят больше времени, чем дома.
- А как орден Ленина получили?
- Я его не ждал, а он пришел, - смеется Павлин Фаддеевич и уже серьезно добавляет: - Не только моя заслуга. Всей бригады.
Экстремальные условия дисциплинируют. Его бригада была передовой всегда: первой получила звание «Бригада коммунистического труда», а в 1967-м ее удостоили звания «Бригада имени 50-летия Советской власти». Работа сплачивала, поэтому и семьями дружили. По праздникам собирались. Ходили на стадион, в футбол играли.
- Семья?
- Да не обидел Бог. «Три сыночка и лапочка-дочка». Все получили образование. Это Маруси заслуга. Детей вырастила, выкормила, никто бутылочки не знал. Ни яслей не было, ни садиков. Когда детей подняла, пошла на работу и 20 лет была бригадиром молодежи на швейной фабрике. Все умела делать. Дети – в нее. И внуки тоже. Их шестеро, все институты окончили. Одна внучка, пять внуков, шесть правнуков. Я своей семьей горжусь. Главное, считаю, по совести жить.
33 года на шахте. Он никогда не мечтал сменить профессию. Но сыновьям не посоветовал эту стезю. И зять просился в бригаду. Не взял. Потому что сам испытал, что такое шахта.
Вечером Павлин Фаддеевич провожает меня до калитки. Крепко, по-отечески обнимает.
- Что пожелаете горнякам в праздничный день?
- Ветеранам – конечно, здоровья. А всем российским шахтерам – крепкой кровли. И чтобы дома ждали, как ждали меня.
