В предыдущем номере «Дела» (№ 8) в статье «Кровавая пляска смерти» рассказывалось о страшном и загадочном преступлении, произошедшем в Забайкалье в 1917 году. В ночь с 5 на 6 июня были убиты известный врач и учёный Иван Дудченко и ещё семь человек. Эта трагедия буквально всколыхнула Читу. На похороны жертв преступления 11 июня пришли тысячи человек. И тогда произошла следующая трагедия, добавившая загадок массовому убийству сотрудников баклаборатории противочумной станции.
Скорбная церемония
Наши отечественные власти во все времена удивительным образом умели отравлять жизнь талантливым людям, а потом самым торжественным способом провожали их в последний путь. Замечательный ученый-медик Иван Дудченко был из числа таких – талантливых. При жизни власть ему мешала или, как минимум, не помогала. Зато после…
11 июня уже с восьми часов утра к городской больнице, в морге которой находилось восемь тел, готовых к погребению, стали стекаться, как писали местные газеты, «огромные толпы народа, местные организации, члены партий». От больницы похоронная процессия в 11 часов двинулась по Александровской (ныне Амурской) улице в сторону Атамановской площади, располагавшейся перед зданием вокзала (сейчас здесь кафедральный собор Казанской иконы Божией Матери).
Балконы, крыши, тротуары были заполнены народом. На площади стояла живая людская стена, над которой колыхались знамёна различных партий и организаций. На площади начался траурный митинг. Первыми выступали коллеги-врачи – Цитович и Василевский. Они говорили о тех, кого читинцы пришли проводить в последний путь. Потом пошли ораторы с более крепкими нервами. От Комитета общественной безопасности (КОБ) – главного органа власти на тот момент – выступил социал-демократ Рубинштейн, от исполкома Советов – товарищ Гусев, от города – тогдашний мэр (городской голова) кадет Савич, от социал-демократов – Шульман, от социалистов-революционеров слово взял Жуков. Даже от демократического студенчества нашёлся оратор.
Когда «нужна искра»
Выступающие явно не могли пробиться в души собравшихся людей, уставших от революционной демагогии и страха за жизнь – свою и родных. Новая власть демонстрировала неспособность защитить обычных обывателей.
«Собравшиеся были возбуждены и наэлектризованы. Чувствовалось, – констатировала позже «Забайкальская Новь», – что нужна искра, чтобы взорвать скопившуюся глухую ненависть и излить её в форме позорных и диких самосудов толпы над обречённой жертвой. Напряженное состояние многотысячной толпы (число собравшихся определяли в 7–8 тысяч) усугублялось ещё тем, что толпа ждала, что ей отдадут на расправу и растерзание задержанных по подозрению в убийстве и грабежах пять человек». Гуманные власти, понятно, были категорически против этого. И тогда жертва нашлась сама собой. В какой-то момент ораторы траурной церемонии перестали интересовать собравшихся на площади. И пролилась новая кровь.
«Из уст в уста, – сообщала 14 июня газета «Забайкальская Новь», номера которой хранятся в Государственном архиве Забайкальского края, – переходила весть, что толпа учинила самосуд над двумя ворами, а также убила совершенно невинного человека, десятника конторы Равве, гражданина Гуревича, после которого осталась обездоленная семья из трёх детей. Гуревич был убит озверевшей толпой только за то, что стал уговаривать толпу не добивать вора, а предать его в руки правосудия».
Самосуд
Как рассказывала газета, по одной из версий всё произошло из-за женщины, выручившей 17 рублей от продажи на базаре домашней птицы.
«Её выследили двое неизвестных, которые впоследствии оказались братьями Мешковыми, и за Горбатым мостом (он есть и сегодня, перекинут через главный ход Транссибирской магистрали к улице Аянской – авт.) ударили её чем-то тяжёлым по голове, выхватили вырученные ею на базаре 17 руб. и пустились бежать. Проходящий мимо солдат пустился за ними вдогонку, крича: «Держи убийц». Число преследователей всё возрастало. Один из Мешковых спрятался в подполье в одном из притонов. Он был толпой разыскан и извлечён из-под соломы. Другой также был задержан. Их обоих толпа приволокла на Атамановскую площадь и стала их избивать, топтать каблуками, после чего их взвалили на телегу. Один из них пошевелился. Толпа стащила его с телеги и тут же на месте добила окончательно. В этот-то роковой момент появился гражданин Гуревич и стал просить озверевшую толпу оставить жертву в покое, и тут же нашёл свою смерть от дикой разъярённой толпы. Убитых привязали за ноги к телеге и таким образом волочили до городской больницы. Одичавшая толпа с гиканьем и криком бросала камни в трупы, плевала на них и издевалась».
Ни ораторы, ни власти, ни милиция или революционные солдаты не могли ничего сделать с разъярённым народом.
«Великий, позорный день пережила Чита 11-го июня, зверски убивши трёх лиц, из которых один только в том и оказался виновным, что обратился со словом увещания к людям-братьям», – констатировал в «Забайкальской Нови» её главный редактор Михаил Колобов.
Новые похороны
Эти похороны прошли уже иначе. Скромного служащего и многодетного отца Меера Гуревича провожали, как писала всё та же газета, без «помпезности и без кричащих флагов, а с простой торжественностью, с трогательной сердечностью». Но речи политики произнесли и здесь.
Первым от имени еврейского общества говорил присяжный поверенный (и, кстати, меньшевик) Матвей Ваксберг: «Есть герои – отмеченные историей всякого народа, герои, на примерах которых мы воспитываем наших детей… Но есть герои, незаметные в жизни, но имена которых запечатлеются в сердцах, знавших их. К ним принадлежит Гуревич; у него одного из многотысячной толпы хватило мужества пойти навстречу опасности для спасения жизни ближнего».
Далее выступали от КОБа, Совета, эсеров… «Все ораторы, – писала газета, – отметили геройский подвиг Гуревича и признали его жертвой борьбы за свободу».
Общественность обещала не забыть осиротевшую семью одинокого героя.
15 июня собрание забайкальского областного союза служащих в правительственных и общественных учреждениях (то есть чиновники) первым заявило, что организует сбор средств. Сколько они собрали, так и осталось тайной. 16 июня этой теме своё заседание посвятил областной КОБ, назначивший комиссию, которой поручил сбор средств для семьи погибшего Гуревича. Но уже 1 июля комиссия с сожалением констатировала, «что кружечный сбор дал только 658 р. 17 к., комиссия в большом затруднении выполнить возложенную на неё задачу и просит граждан продолжать, по мере возможности, сбор средств, и всякое предложение способа увеличить приток средств комиссия примет с благодарностью». А через некоторое время эта проблема вообще забылась.
Вопросы без ответов
Некто с немецкой фамилией Рутке выделил несчастной многодетной семье погибшего Гуревича 10 рублей.
Почему Рутке проявил такую скупость? А что если Гуревич знал что-то об убийстве Дудченко, и это заставило его вступиться за тех, о ком кричали: «Убийцы!»? Кто в той ситуации мог направить гнев толпы на Гуревича?
Ведь в тот же день произошла аналогичная история, и всё обошлось без жертв. «Новь» писала: «Нам рассказывают, что, когда около городской милиции собралась толпа, требовавшая выдачи якобы задержанных по обвинению в соучастии в убийстве на бактериологической станции преступников, и один молодой человек попытался объяснить толпе, что никто не вправе лишить жизни человека только по одному подозрению его в преступлении, а нужно раньше убедиться в его виновности, то ему грозили тут же расправой, и только благодаря счастливой случайности он вышел из толпы невредимым».
Мог ли быть здесь, как сказали бы сегодня, германский след? Ведь в середине мая, например, появилась заметка «Немецкие шпионы». В ней рассказывалось: «Со ст. Байкал сообщают, что там арестован немецкий шпион, у которого при обыске было найдено большое количество маньчжурского винного спирта. Спирт оказался отравленным. Как выяснилось, существует целая организация, цель которой в местах расположения наших воинских охранных частей на железных дорогах продавать по дешёвой цене отравленный спирт, производить уничтожение железнодорожных мостов и других сооружений».
Так что нет ничего особо фантастичного в версии организации убийства учёного и его коллег немецкими шпионами, которые позже, боясь разоблачения, натравили толпу и на Гуревича. Но вопрос о заказчиках двух трагедий по сей день остается открытым.
Александр Баринов
Статья опубликована в газете «Дело» №9 от 14 июня 2017 года