Принципы жизни оленевода Габышева

Спиридон Габышев. 58 лет. Оленевод

Я политикой не интересуюсь, думаю только про свое дело, про оленей.

Я родился в лесу, где речка Чара. Якутия, Иркутская область, где-то там.

Мои родители занимались оленеводством всегда, всю жизнь.

Оленей у меня где-то около двух тысяч сейчас. Два больших стада. Пасу их в Каларском районе. Но числюсь в Тунгиро-Олекминском, потому что меня там зажимали, не дали работать совсем. Я попросился, меня пустили сюда.

Олень – это и есть олень. Бывает вредный – убегает, догоняешь его. Некоторые домашние – домой бегут, но мы их обманываем – сыплем соль, делаем солонцы.

В этом году ушла тонна соли, кормить стадо свое надо. Соль покупаю, заказываю.

Я больше ничего не умею – только оленеводство. Нигде больше не работал.

Еще знаю охоту. Соболя, другого зверя – как его убить, как подкрадываться – это умею. Любой человек не пойдет на охоту.

Раз я охотился два месяца – уходил в тайгу и все.

Раньше совхозы план давали, сколько зверя я должен убить.

Сейчас я уже не охочусь. Только олени. Сыновья охотятся у меня. Но надо чем-то одним заниматься.

У меня пятеро детей. Три сына, две дочки. Сыновья все со мной.

Доченька младшая там, в Чите, учится. Но я сам не знаю, где она учится. Вернется или не вернется на север, я не знаю. Замуж там вышла и где они жить будут не решили.

Девушки – они товар. Они замуж выходят и уходят от семьи. А сыновья нет, они остаются.

Мой внук здесь. Я сказал ему: Школу можно бросать, нужно заниматься оленями. Бросил в восьмом или в седьмом классе.

А я сам не учился. Даже в школе, но деньги считать умею.

Супруга моя тоже эвенка, но она учительница. Она не лезет в мои дела, это женщина. Женщина не должна лезть в мужские дела. Я так считаю.

Супруга учит меня, она ж учительница.

Но я свое делаю, я мужик же и должен сделать свое. Женщина должна посудой командовать.

Никто в моей семье не должен страдать.

У меня один только внук и четыре внучки. Это меня убивает. Я им говорю: Мужиков надо мне, чтобы все оленеводы были, а вы мне девочек таскаете.

У старшей доченьки три девочки. Я ей говорю – ты мне оружие подарить пацана-то роди!

Это олени все «ихние». Я им объясняю, что я на кладбище все не утащу. Три сына, я три стада сделаю, чтобы потом не делили.

Доченьке одной я квартиру купил. Второй сказал – определяйся где жить будешь. Там поможем, так просто не оставим.

Заниматься оленеводством выгодно. Я рога продаю. В Омск тонну нарезал продал. Мясо продаю. Где за деньги, где бартером.

Ни магазинов, ни лавок мясных не хочу. Если кто-то из детей желает, пусть делают, я деньги положу, мясо положу. Помогу. Но сыновья на охоту ходят. В лесу, им некогда.

Муж у дочери русский парень, ничего не умеет. За ним доченька ходит, командует.

Хочу больше оленей держать, но нужны земли. Больше ничего не надо. А я хочу еще большую машину, если будет открою колбасный цех. Но машины нет. Нынче обещали мне в Чите. Но они только обещали, отказались.

В 90-х годах я охотился, у меня дети маленькие были. Пушнину негде сдавать было. Мама тогда была живая, но у нее мало было оленей, голов десять. И моих голов четырнадцать где-то.

Я шкуры выделывал, шапки шил. Продавали, менялись. Поменялся на маленьких оленей – они дешевле. Мясо только для себя. В 90-х года сложно было с продажей. Бартер делали.

Думаю, надо стадо развести. Была у меня возможность – хотел брать у одного стадо в Каларском районе, но они у него просто так потерялись. Ушли.

Потом потихоньку-потихоньку пошло у меня. Я сам-то оленевод, знаю как делать.

Туризмом занимался. Туристов водил – тайгу показывал, деньги за это брал. Жил в тайге.

Стадо больше и больше, а людей-то нету. Я с туристами прекратил. Занимаюсь только оленями.

Олени ласковые, каждое утро домой приходят. Некоторые не приходят – боятся.

Но олени добрые. Когда кричишь их – они сами бегут издалека, по голосу узнают и бегут соль кушать.

Они всю зиму в лесу живут. Полудикие.

Заказник будет в районе – они меня выгонят. Не хочу.

Купил я все для чипирования. Буду весной чипировать. Ветеринария сказали каждый олень 40 рублей берем, я не хочу – без денег останусь.

Оленеводство – тяжелый труд. Зимы жестокие -40, - 50. А летом олени в горы поднимаются. Им там лучше.

Я сам дальше Читы никуда не ездил. Родился здесь.

Живу в поселке Чапо-Олого. Рыбалкой занимаемся, ленок, ловим, хариус.

Приплод с оленей бывает нормально, с двух тысяч, где-то пятьсот. Но много теряется – всяко бывает – и в речку падают, когда переходят. Ежегодно теряем и взрослых – и медведь давит, и волк, если придет, росомаха. Волков сами уничтожаем. Бураном гоняем.

Я политикой не интересуюсь, думаю только про свое дело.

Мне главное, чтобы было все нормально с ребятами моими.

Главное – водку не пить, свою голову не потерять. Я сам не пью. Никогда не пил, в тайге вырос.

У меня отец не пил, мама пила, а отец не пил.

Раз я охотился в Якутии, мне машину дали. Москвич. Я охотился хорошо. Я и не знал. Мне сказали: тебе машина пришла. Я говорю – стиральная машина? Я не верил. Охотился хорошо при советской власти, хорошо пушнину сдавал.

Прихожу – точно машина. Никогда и в глаза не видел, не умею. Оттуда у меня начались машины. Первая была. Это 1984 год был.

Как раз я паспорт получил, у меня паспорта не было. Мне было 24 года тогда.

Паспорта нет – я не могу самолетом летать – мне билет не дают. Тогда я был все время в тайге и не делал паспорт.

10 лет работал в экспедиции каюром. По-русскому не знал толком, только по-эвенкийски разговаривал. Русскому только с геологами научился. Я их водил, они искали камни, золото.

Жена в тайгу не хочет, говорит, что я молодую ее таскал в тайгу, ночами кочевал. Сейчас не хочет.

Говорю – за границу езжай, не хочет она. Я и сам не хочу. Хотя иностранный паспорт сделал.

Внука учу оленей пасти, вожу его с собой везде и говорю: маленько по-другому, по-современному живи, не как дедушка.

Но я общество не очень люблю.