Последний свидетель

Я смотрела на эту истерзанную жизнью маленькую женщину, которой в сентябре исполнится 92 года, и думала: она – из последних свидетелей войны. В глазах Марфы Григорьевны Кошевой было столько и затаённой боли, и доброты, что её хотелось обнять, как ребёнка, прижать к себе и не отпускать.

«Молодость осталась на войне»

22 июня 1941 года ей не было и шестнадцати. Славная, озорная девчонка, и фамилия соответствующая – Веселовская, родилась в селе Великий Бурлук Харьковской области в семье, где уже было трое детей. Тот чёрный день в один миг изменил её жизнь. Чтобы как-то помочь семье и получать 400 граммов хлеба, нужно было копать противотанковые рвы. И она копала. Не день, не два. Месяцы. Через всю Украину – от Чернигова до Луганска.

- Мы, мальчишки и девчонки 14-16-ти лет, работали от темна до темна. С наступлением холодов стало совсем трудно – земля замерзла. Солдаты взрывали толом мороженую землю, а мы лопатами и кирками копали траншеи. От тяжёлой работы болело тело, на руках – кровавые мозоли. Немцы наступали, а нас перекидывали на другой участок, и снова – кирка. Измученные, спали, где придётся - в скирдах, оврагах. Однажды проснулись, а наших военных нет, - вспоминает Марфа Григорьевна.

Немцы согнали их в амбар и должны были отправить в Германию, но «подоспела» партия военнопленных, которых поместили в тот же амбар, а их отпустили, отправив по домам. Голодные, в ветхой одежде и рваной обуви ребята шли пешком. Идти можно было только по дороге, рядом с ехавшей навстречу колонной фашистов. Шаг в сторону, и те сразу стреляли. А кругом трупы, которые никто не хоронил.

В конце мая 1942 года война докатилась до Великобурлукского района

В родном селе остались целыми лишь три дома. В подворье Веселовских разместилась немецкая прачечная. Селяне выживали, как могли: копали огороды, сажали картошку, овощи, хлеб сеяли под пулями, снарядами и бомбами. Фашисты ходили по дворам, грабили. Кто сопротивлялся, убивали.

Потом новая власть вывесила приказы, что за малейшие нарушения будет применяться смертная казнь: за хранение оружия - расстрел, за неподчинение – расстрел, за появление на улице после девяти часов – расстрел, за покушение на немецкого солдата - расстрел десяти человек.

- Мне часто снятся кошмары оккупации. Многих жителей села расстреляли и повесили. Но особенно зверствовали не немцы, а финны. Никого не жалели. Родители, чтоб уберечь от изнасилования, прятали своих дочек в ямах, специально выкопанных на огородах. Немецкие самолёты сбрасывали листовки с «приглашением» ехать в Германию, обещали, что там будет очень хорошо. Многих угнали силой. Были такие, кто сам поехал, по своей воле. Мало кто вернулся из «немецкого рая». Великий Бурлук освободили в феврале 1943 года. Когда врага гнали, село сильно бомбили. До сих пор свист бомб в ушах. Всегда казалось, что бомба летит именно на тебя и сейчас упадет - прямо на тебя…

Губахинский коксовый ад

Но война закончится лишь через два года. Марфу вновь призвали – теперь уже не окопы рыть, а на Урал - работать на заводе. Проплакала всю ночь, а утром отрезала свою роскошную косу и повесила на гвоздик на стене.

Они ехали в теплушках - крытых товарных вагонах, в которых справа и слева от раздвижных дверей сколоченные деревянные нары. Ехали долго, тесно и голодно, а впереди ждал ад коксохимического завода в посёлке Губаха Молотовской (Пермской) области.

Тыл жил трудно. Людям нужны были силы, а хлеб давали по талонам. «Подземники» получали по килограмму хлеба, те, кто работал на поверхности - по 700 граммов, дети - по 300. Все находились на казарменном положении, с территории завода не уходили, работая по 12 -16 часов в сутки. Жили в бараках, которые для жизни в зимних условиях не предусматривались. Вода в бараках замерзала. В чём ходили, в том и спали. С одеждой положение было не лучше: изнашивали то, что привезли из дома. На ногах – брезентовые, на деревянной подошве, ботинки. Выходных дней не имели: нужно было пилить дрова для завода, работать в подсобном хозяйстве.

Об этом не принято писать, но таким, как Марфа, было ещё труднее. Они ведь побывали в оккупации, «под немцем», а значит – предатели. Над ними издевались, направляли на саму тяжёлую работу, запрягали в повозки «рикшами», держали впроголодь, на пустой баланде.

В 1943 году завод «за образцовое выполнение заданий Государственного комитета обороны по выпуску коксохимических продуктов и освоение новых видов продукции» Указом Президиума Верховного Совета СССР был награждён орденом Ленина. В 1945-м, по сравнению с довоенным временем, производство кокса выросло в 5,5 раза, а выработка химпродуктов - в 12,5 раз. В том числе, ценой здоровья таких, как Марфа.

После долгих мытарств и лишений домой она вернулась только в 1947-м. Свою дочь, больную и опухшую от голода, мать не узнала, решила, что за окном стоит нищенка, просящая милостыню.

Голод 1947-го на Украине был страшным, он забрал сотни тысяч человеческих жизней. Колхозные поля заминированы, у селян свои угодья не уродили – засуха. Планы хлебозаготовок власти выполняли репрессиями. Всё, что было в доме, Веселовские выменяли за кусок хлеба. Маленькие племянники опухли - животы большие, ножки тонкие и огромные глаза. Выживать начали, только когда стали наливаться посевы пшеницы и ржи. Срезали колоски, выминали зерно, варили - это уже была еда.

Марфа работала в колхозе, потом в детском санатории. В семье стали намекать, что она лишняя. Оставался один выход - выйти замуж. Только не за любимого: он не вернулся с войны. Её избранник, колхозный тракторист и фронтовик Сергей Кошевой болел туберкулезом, поэтому она рано овдовела, оставшись с двумя детьми…

«Живите в мире…»

Сейчас старики-ветераны не нужны Украине, поэтому пять лет назад дочь вывезла Марфу Григорьевну Кошевую в Читу. Она живёт у родных, в любви и заботе, а Россия приняла украинку, дав гражданство и пенсию. Недавно её прооперировали – теперь работе сердца помогает кардиостимулятор. С наступлением тепла старушка часто сидит на лавочке в нашем дворе, кормит голубей, беседует с ребятишками.

Недавно в соседней школе ей вручили юбилейную медаль «70 лет Победы в Великой Отечественной войне1941 - 1945 годов». Жалеет, что почему-то слово не дали.

- А что бы вы сказали школьникам, Марфа Григорьевна? – спрашиваю я.

- Я бы им сказала: «Учитесь, дети, и живите в мире…». То, что сейчас происходит на Украине - это неправильно. Так нельзя. Я одного хочу: чтобы люди не знали, что такое война и что такое голод.