Высота 716, или Страшная находка под Смоленкой

В реестре «Некрополь ГУЛАГа», составленном обществом «Мемориал», около 800 мест казней и массовых захоронений, разбросанных по всей стране. Это и полигоны, и расстрельные рвы, и тысячи кладбищ при лагерях и спецпоселениях, и братские могилы, где тайно закапывали казнённых. Сегодня краевед, член Союза журналистов и редактор-составитель «Книги Памяти жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье» Алексей Соловьёв (см. начало интервью в материалах «Расстрельный тридцать седьмой» и «Расстреливали каждую ночь...», а также в «Экстре» № 9-10) рассказывает, как были найдены смоленские захоронения.

- Алексей Владимирович, по вашим словам, тела расстрелянных в тюрьме на Ингодинской, 1 вывозили на трёх машинах-«полуторках». Куда?

Начнём с того, что в апреле 1988 года Виктор Курочкин, тогда редактор газеты «Комсомолец Забайкалья», выступил с предложением о создании Комитета памяти жертв политических репрессий. От Управления КГБ в Комитет вошёл майор Александр Князев. Москва, прямо скажем, это дело не поддержала. Александру Ивановичу советовали добровольно выйти из Комитета, но он отказывался, считая эту работу своим гражданским долгом.

Шли поиски мест захоронения, но все экспедиции Комитета памяти были неудачны. Тогда к поиску подключились сотрудники УКГБ. Причём, приказа начальника УКГБ о создании группы не было - мы работали на «полуобщественных» началах, опрашивали ветеранов, бывших узников, родственников репрессированных, продолжали искать документы в архиве.

Анатолий Петрович Криницин, который в нашем управлении за четверть века прошёл путь от сержанта до подполковника и много лет был начальником секретариата, вспомнил, как в конце 50-х годов рабочие хозотдела ездили в лес засыпать какие-то углубления. Мы осмотрели Сухую и Сенную пади, окрестности Читы. Останки, найденные в районе силикатного завода, были более ранними и принадлежали, скорее, уголовникам.

Один из водителей управления Б. рассказал, как летом 1938 года ночью его забрали из дома и повезли в тюрьму. Он тогда работал шофёром в гараже УНКВД, был молодой и, конечно, испугался. Оказалось, ему надо было подменить заболевшего водителя. В небольшом дворике, выгороженном в тюрьме, стояло три машины. «Лейтенант сказал, мол, садись в машину и не высовывайся, поедешь последним. Поехали через город в сторону Смоленки. Миновали село, по лесной дороге поднялись на сопку и оказались на большой поляне. При свете фар я увидел большие вырытые ямы. Понял, что к чему… Вернулись обратно на рассвете», - вспоминал этот человек.

- И вы поехали, чтобы обследовать Смоленку?

- Да, выехали с замначальника управления Александром Ивановичем Фирсовым. Нашли площадку одной из зенитных батарей, которые с 1932 года окружали город. Всё.

Михаил Степанов, наш водитель, предложил поискать в районе досаафовского аэродрома. Он вспомнил, как вместе с Григорием Шуваевым в 80-х годах собирал там грибы, и тот вдруг побелел: «Миша, давай уйдём отсюда, здесь лежат невинно убиенные. Я их привозил сюда».

Поехали к аэродрому. Ничего не нашли. Тогда мы взяли довоенную карту и стали «накладывать» на неё полученную информацию. Начальник архивного подразделения управления полковник Владимир Андреевич Назаров обратил внимание на то, что Каштак, когда-то казачья станица, до войны был большим селом. И тут мы догадались - тот самый молодой шофёр Б. с похоронной колонной проехал Каштак и по лесной дороге поднялся на сопку рядом со строящимся военным аэродромом. Его сооружало строительно-монтажное управление УНКВД. Большая территория считалась запретной зоной и была обнесена колючей проволокой. Удобное прикрытие.

Субботу 9 марта 1991 года помню очень хорошо: Александр Фирсов, Владимир Назаров и я поехали туда снова. За рулём был Сергей Орлов, наш водитель. На успех особо не рассчитывали. Тихо переговариваясь, медленно шли и вдруг неожиданно увидели чётко выделявшиеся на фоне серой земли квадраты впадин с льдинками подтаявшего снега. Один, второй, третий… Сначала насчитали восемь, а потом - двадцать. В их расположении просматривался зловещий порядок.

Подходим к одному углуб­лению. Окровавленная заячья шкурка лежит - лиса разодрала. А рядом кость. Ну, никак не заячья. Поодаль ещё, и ещё. Отвезли в госпиталь госбезопасности на ул. Бабушкина, там врачи сказали, что это человеческие кости. Лисы повытаскивали… Всё! Нашли могилы, благодаря лисам.

Шума решили не устра­и­вать. Три месяца изучали местность. Очень плотно там работал сотрудник управления подполковник Павел Фадеевич Агапитов. Он обнаружил 38 предполагаемых братских могил. Потом ещё 13. Позднее Владимир Андреевич Назаров в архиве нашёл схему захоронения, что подтвердило подлинность нашего открытия.

Начальству докладывать не стали, пожалев сотрудников: март был холодным, и раскопки в это время были бы трудными.

Схема расположения захоронений, найденная начальником архивного подразделения УКГБ Владимиром Назаровым (составлена начальником секретариата УМГБ СССР по Читинской области Катковым в 1947 г.)

- Решили ждать лета?

- Да. Тогда начальником УКГБ был генерал-майор Геннадий Петрович Горбачёв. Он уехал сначала в командировку в Москву, потом в отпуск, поэтому о результатах поиска доложили 22 июля. Генерал побывал на месте, проинформировал обком КПСС и прокурора области Валерия Балябу. Валерий Павлович согласился с нашими предложениями - начать раскопки одной из могил в присутствии работников прокуратуры и журналистов. Тут же позвонили на радио и телевидение, в редакции газет. Вечером в кабинете начальника УКГБ собрались Леонид Фадеев, Эрнст Хавкин, Валентина Корнилова, Юрий Кудрявцев, Виктор Дианов. Они выслушали нас, а утром 24 июля все вместе выехали на место раскопок - на высоту 716 в пяти километрах от Смоленки и полутора километрах от окружной дороги.

Офицеры УКГБ работали, сменяя друг друга, более двух часов. За раскопками следили прокуроры Валерий Баляба и Степан Третьяков, старший следователь прокуратуры Юрий Свериденко. И когда казалось, что всё окончится неудачей, показались останки, которые мы так долго искали.

Первыми нашли девять скелетов, на них лежала трава - лисы натаскали, выводки у них там были. В наступившей тишине прозвучал голос прокурора: «Раскопки прекратить, сотрудникам прокуратуры приступить к выполнению следственных действий». В этой могиле были обнаружены останки 51 человека.

Было возбуждено уголовное дело. Судмедэксперты работали с 25 июля по 8 августа и дали заключение: останки расстрелянных имеют характерные пулевые отверстия в затылочной и лобной частях черепов, смерть всех захороненных наступила от выстрелов в затылок.

Члены Комитета памяти, которые вместе со следователями изучали обнаруженные в могиле предметы, принадлежащие арестованным, нашли футляр от очков. В нём - доверенность Алексея Виссарионовича Гантимурова на получение зарплаты на имя жены Гантимуровой Феоктисты Николаевны.

Алексей Гантимуров по документам архива был расстрелян 17 ноября 1937 года (это был протокол №1), что позволило мне установить фамилии 72 человек, расстрелянных с ним в одну ночь и захороненных в этой и соседней могилах.

24 июля 1991 года. Слева направо: А.В.Соловьев, В.А. Назаров, прокурор В.П. Баляба и начальник УКГБ Г.П. Горбачев (крайний справа) уточняют на карте расположение вскрытой могилы. Фото В. Дианова

- Остальные могилы решили не открывать?

Слух о нашей страшной находке по Чите распространился быстро. Родственники потребовали: «Раскопать всё». Но…

Помните, авиакатастрофу под Читой 18 мая 1973 года, когда террорист Рзаев взорвал самолёт, пытаясь его угнать? На землю упали части самолёта, пассажиры и экипаж - 81 человек. Тогда, чтобы идентифицировать останки, понадобилась помощь всех судмедэкспертов области и соседних городов.

А здесь - в захоронениях почти 9 тысяч человек! Приш­лось бы специалистов всей страны собрать, наверное.

Родственников убедили: не надо тревожить могилы. И обл­исполком принял решение - раскопки завершить: ведь и затраты потребовались бы по тем временам колоссальные.

В один из дней раскопок наш поэт Михаил Вишняков попросил, чтобы я свозил его туда. Лето, жара. Запах от могил стоял страшный. Михаил Евсеевич был так потрясён увиденным, что часа полтора читал мне стихи и пил, пил...

Вечером 9 августа 1991 года состоялось перезахоронение помещённых в урны останков. Шёл холодный дождь. Оркестр играл похоронные марши. Были панихида, потом траурный митинг. Этот день по предложению Комитета памяти решением областного Совета народных депутатов объявлен Днём памяти жертв политических репрессий.

9 августа 1991 г. Перезахоронение. Фото В. Дианова

Продолжение следует

Статья опубликована в газете «Экстра» №13 от 29 марта 2017 года